Прерванная игра - Страница 44

Насильно сдерживая себя после недавнего бега, я вошел в обеденный павильон и не сразу понял, отчего так жутко и тоскливо сдавило сердце. Больше всего я хотел, чтобы мое опоздание прошло незамеченным, чтобы дядя Виктор не кинул на меня укоризненного взгляда: строгая дисциплина и режим распространялись на всех. Я мельком искоса посмотрел на дядю Виктора-и поразился; вместо знакомого лица увидел мертвую маску, будто из синеватых белил. Это было так неожиданно и страшно, что я едва не кинулся прочь. У меня перехватило дыхание, ноги внезапно ослабели. И, как продолжение непереносимого кошмара, послышался безобразный истошный вопль. Кричала женщина за общим столом в противоположном отсеке. Никто, кроме меня, не поглядел на нее, будто не слышали. Вопль оборвался, она застыла с разинутым ртом. Тут только я увидел, что все люди уставились в одно место - на потухший белесо-яркий зрачок межпланетного телезонда. Изредка по этому каналу велись передачи прямо с земли. Только смотреть сейчас было не на что: на экране вспыхивали беспорядочные пятна и прочиркивались яркие стрелы.

Муть мельтешащих точек и линий проредилась, явился невнятный звук, из хаоса возникло изображение чьегото лица - вернее маски, сквозь которую проглянул холод смерти. Человек раскрыл рот-темную, бездну с мерцающими зубами, обведенную вытоненным овалом посиневших губ.

- Люди!- произнес он через силу - негромкий голос упал в настороженную тишину, как выстрел.-Люди! Не падайте духом. Немедленно все резервные и аварийные шлюпы снарядить на Землю. Оснаститься спасательными средствами. Кого-то можно еще спасти. Наверное, в глубинных бункерах и ядерных казематах догадались укрыть детей. Они ждут вашей помощи, люди.

* * *

Я плохо помню Землю, меня увезли на планетоид пяти лет. Свирепый, но теплый ливень, величие пузыристых луж, которым разлиться вширь не позволяли дренажные канавы - вот, пожалуй, самая броская картина из всего, что осталось в памяти. Да еще прореженная зеленая занавесь из яблонь вдоль шоссе, по которому мчится автокат. Шалый ветер врывается в открытые окна, рубашка на мне вздулась, все мое легкое тело охвачено прохладной и щекочущей свежестью.

Я попал на Карст одним из первых, точнее в числе первой партии детей. Взрослые осваивали планетоид уже несколько десятилетий.

Все мы, кого родители завезли в раннем возрасте, по сути, лишились детства. Хоть мне всего пятнадцать лет, но я понял это.

Психологи опасались первого приступа ностальгии (даже и взрослые не легко справлялись с ней), но того, что случилось с нами, никто не предвидел. Первые дни, проведенные в карантине, как раз не были трудными; напряженное ожидание, любопытство поддерживали в нас бодрый дух. Разве что... Но на это не обратили внимания. Обживутся, привыкнут, и все наладится,- видимо, так решили психологи. Нужно, время.

Но и время оказалось бессильным. Помню, в какое отчаяние приводили мы нашего доброго воспитателя своим безучастием к играм по специально составленным программам. В самый неподходящий мoмент, когда по замыслу сценариста все должны увлечься, прийти в азарт, вдруг кто-нибудь из нас равнодушно кидал лук, из которого должен был целиться в бегущего оленя совсем почти как живого, у всех остальных сразу опускались руки. И все, что происходило дальше по сценарию, продуманному лучшими детскими психологами, не увлекало нас. Чаще всего это были сцены охоты, погони, походов по горамсловом, все то, чем занимались предки. На Земле подобные развлечения заражали нас. Не знаю почему, но там мы легко поддавались обману, и правила игры не казались сочиненными нарочно.

Жалея своего воспитателя, мы иногда делали вид, что увлеклись, дотягивали игру до конца. Но его это не обманывало.

- Они стали не по-детски. рассудительными и послушными,- жаловался он дяде Виктору.- Уж лучше бы они изводили меня проказами и баловством.

Все ухищрения педагогов и психологов были напрасными - ничто не могло возвратить нам потерянного детства. Кроме нашей группы в сорок человек, никого из детей больше не завозили на Карст - только достигшие совершеннолетия имели право на выезд с Земли.

И вот сейчас новые тысячи детей - теперь это была уже вынужденная мера -.до отказа переполнили запасные и резервные помещения карантина. Я видел их сквозь изоляционную ограду. Они даже не пытались затевать игр. Изредка сбивались в молчаливые и пугливые стайки, словно ища защиты друг у друга. Чаще держались особняком, по-взрослому погруженные в себя.

Я отлично сознавал, что этого не должно быть. Если они не оправятся от потрясения, они все погибнут, пусть даже Большое Переселение пройдет удачно.

Эта часть мальчишкиных воспоминаний показалась мне очень странной; его рассуждения в самом деле были совсем не детскими. Непонятно, что за катастрофа и потрясение пережиты ими?

А между тем мальчишкины мысли изменились. Теперь его мучили тоска и боль, вернее предчувствие тоски и боли. которые он будет испытывать, когда вместе со всеми покинет Карст.

Я так ничего и не смог полюбить на Карсте, кроме камина и репродукции со старинной картины. Такого непричесанного и неприбранного пейзажа, какой изображен на ней, на Земле уже не найти. Похожие на этот заповедные уголки были только в далеком прошлом.

Я не замечал, что плачу-слезы катились по накаленным от жара щекам и быстро высыхали.

-Вот где ты запрятался. Пора!-Дядя Виктор сделал вид, что не замечает моего заплаканного лица. Сейчас мы с ним были равными - одни и те же чувства владели .нами, были понятны обоим: в его глазах я видея тоску и боль.